Неточные совпадения
Вот наконец мы пришли; смотрим: вокруг хаты, которой двери и ставни заперты изнутри, стоит толпа. Офицеры и казаки толкуют горячо между собою:
женщины воют, приговаривая и причитывая. Среди их бросилось мне в глаза значительное лицо старухи, выражавшее
безумное отчаяние. Она сидела на толстом бревне, облокотясь на свои колени и поддерживая голову руками: то была мать убийцы. Ее губы по временам шевелились: молитву они шептали или проклятие?
— Ведь эта уже одряхлела, изжита, в ней есть даже что-то
безумное. Я не могу поверить, чтоб мещанская пошлость нашей жизни окончательно изуродовала
женщину, хотя из нее сделали вешалку для дорогих платьев, безделушек, стихов. Но я вижу таких
женщин, которые не хотят — пойми! — не хотят любви или же разбрасывают ее, как ненужное.
Перед ним было прекрасное явление, с задатками такого сильного, мучительного,
безумного счастья, но оно было недоступно ему: он лишен был права не только выражать желания, даже глядеть на нее иначе, как на сестру, или как глядят на чужую, незнакомую
женщину.
«Да не может быть», продолжал себе говорить Нехлюдов, и между тем он уже без всякого сомнения знал, что это была она, та самая девушка, воспитанница-горничная, в которую он одно время был влюблен, именно влюблен, а потом в каком-то
безумном чаду соблазнил и бросил и о которой потом никогда не вспоминал, потому что воспоминание это было слишком мучительно, слишком явно обличало его и показывало, что он, столь гордый своей порядочностью, не только не порядочно, но прямо подло поступил с этой
женщиной.
Привалов переживал медовый месяц своего незаконного счастья. Собственно говоря, он плыл по течению, которое с первого момента закружило его и понесло вперед властной пенившейся волной. Когда он ночью вышел из половодовского дома в достопамятный день бала, унося на лице следы
безумных поцелуев Антониды Ивановны, совесть проснулась в нем и внутренний голос сказал: «Ведь ты не любишь эту
женщину, которая сейчас осыпала тебя своими ласками…»
Среди диких криков,
безумных цыганских песен и плясок мы подымем заздравный бокал и поздравим обожаемую
женщину с ее новым счастьем, а затем — тут же, у ног ее, размозжим перед нею наш череп и казним нашу жизнь!
— В одно слово, если ты про эту. Меня тоже такая же идея посещала отчасти, и я засыпал спокойно. Но теперь я вижу, что тут думают правильнее, и не верю помешательству.
Женщина вздорная, положим, но при этом даже тонкая, не только не
безумная. Сегодняшняя выходка насчет Капитона Алексеича это слишком доказывает. С ее стороны дело мошенническое, то есть по крайней мере иезуитское, для особых целей.
— Если вы говорите, — начала она нетвердым голосом, — если вы сами верите, что эта… ваша
женщина…
безумная, то мне ведь дела нет до ее
безумных фантазий… Прошу вас, Лев Николаич, взять эти три письма и бросить ей от меня! И если она, — вскричала вдруг Аглая, — если она осмелится еще раз мне прислать одну строчку, то скажите ей, что я пожалуюсь отцу и что ее сведут в смирительный дом…
Актер стал рассказывать похабные анекдоты, высыпая их как из мешка, и
женщины визжали от восторга, сгибались пополам от смеха и отваливались на спинки кресел. Вельтман, долго шептавшийся с Пашей, незаметно, под шумок, ускользнул из кабинета, а через несколько минут после него ушла и Паша, улыбаясь своей тихой,
безумной и стыдливой улыбкой.
Про Еспера Иваныча и говорить нечего: княгиня для него была святыней, ангелом чистым, пред которым он и подумать ничего грешного не смел; и если когда-то позволил себе смелость в отношении горничной, то в отношении
женщины его круга он, вероятно, бежал бы в пустыню от стыда, зарылся бы навеки в своих Новоселках, если бы только узнал, что она его подозревает в каких-нибудь, положим, самых возвышенных чувствах к ней; и таким образом все дело у них разыгрывалось на разговорах, и то весьма отдаленных, о
безумной, например, любви Малек-Аделя к Матильде […любовь Малек-Аделя к Матильде.
Ромашов знал, что и сам он бледнеет с каждым мгновением. В голове у него сделалось знакомое чувство невесомости, пустоты и свободы. Странная смесь ужаса и веселья подняла вдруг его душу кверху, точно легкую пьяную пену. Он увидел, что Бек-Агамалов, не сводя глаз с
женщины, медленно поднимает над головой шашку. И вдруг пламенный поток
безумного восторга, ужаса, физического холода, смеха и отваги нахлынул на Ромашова. Бросаясь вперед, он еще успел расслышать, как Бек-Агамалов прохрипел яростно...
— Мне Егор Егорыч говорил, — а ты знаешь, как он любил прежде Ченцова, — что Валерьян — погибший человек: он пьет очень… картежник
безумный, и что ужасней всего, — ты, как девушка, конечно, не понимаешь этого, — он очень непостоянен к
женщинам: у него в деревне и везде целый сераль. [Сераль — дворец и входящий в него гарем в восточных странах.]
Горбатый Ефимушка казался тоже очень добрым и честным, но всегда — смешным, порою — блаженным, даже
безумным, как тихий дурачок. Он постоянно влюблялся в разных
женщин и обо всем говорил одними и теми же словами...
— Знаешь что, мне так хочется жить, что даже совестно… Я бы любил вот всех этих
женщин, обнял бы всех железнодорожных чухонцев и, наконец, выпил и съел бы весь буфет первого класса, то есть что там можно выпить и съесть. Во мне какая-то
безумная алчность проглотить зараз всю огромность жизни…
Речь его, проникнутая благочестием, укрепила упавший дух молодой
женщины, и хотя слезы ее лились теперь сильнее, может быть, прежнего, но она не произносила уже бессвязных слов, не предавалась
безумному отчаянию.
Он приказал узнать, кто там кричит голосом без радости, и ему сказали, что явилась какая-то
женщина, она вся в пыли и лохмотьях, она кажется
безумной, говорит по-арабски и требует — она требует! — видеть его, повелителя трех стран света.
— Жорж, дорогой мой, я погибаю! — сказала она по-французски, быстро опускаясь перед Орловым и кладя голову ему на колени. — Я измучилась, утомилась и не могу больше, не могу… В детстве ненавистная, развратная мачеха, потом муж, а теперь вы… вы… Вы на мою
безумную любовь отвечаете иронией и холодом… И эта страшная, наглая горничная! — продолжала она, рыдая. — Да, да, я вижу: я вам не жена, не друг, а
женщина, которую вы не уважаете за то, что она стала вашею любовницей… Я убью себя!
Он любил белолицых, черноглазых, красногубых хеттеянок за их яркую, но мгновенную красоту, которая так же рано и прелестно расцветает и так же быстро вянет, как цветок нарцисса; смуглых, высоких, пламенных филистимлянок с жесткими курчавыми волосами, носивших золотые звенящие запястья на кистях рук, золотые обручи на плечах, а на обеих щиколотках широкие браслеты, соединенные тонкой цепочкой; нежных, маленьких, гибких аммореянок, сложенных без упрека, — их верность и покорность в любви вошли в пословицу;
женщин из Ассирии, удлинявших красками свои глаза и вытравливавших синие звезды на лбу и на щеках; образованных, веселых и остроумных дочерей Сидона, умевших хорошо петь, танцевать, а также играть на арфах, лютнях и флейтах под аккомпанемент бубна; желтокожих египтянок, неутомимых в любви и
безумных в ревности; сладострастных вавилонянок, у которых все тело под одеждой было гладко, как мрамор, потому что они особой пастой истребляли на нем волосы; дев Бактрии, красивших волосы и ногти в огненно-красный цвет и носивших шальвары; молчаливых, застенчивых моавитянок, у которых роскошные груди были прохладны в самые жаркие летние ночи; беспечных и расточительных аммонитянок с огненными волосами и с телом такой белизны, что оно светилось во тьме; хрупких голубоглазых
женщин с льняными волосами и нежным запахом кожи, которых привозили с севера, через Баальбек, и язык которых был непонятен для всех живущих в Палестине.
И здесь все ходила, как в угаре, как
безумная… и вот я стала пошлой, дрянной
женщиной, которую всякий может презирать.
— Не правда ли, какая смешная встреча? Да еще не конец; я вам хочу рассказать о себе; мне надобно высказаться; я, может быть, умру, не увидевши в другой раз товарища-художника… Вы, может быть, будете смеяться, — нет, это я глупо сказала, — смеяться вы не будете. Вы слишком человек для этого, скорее вы сочтете меня за
безумную. В самом деле, что за
женщина, которая бросается с своей откровенностью к человеку, которого не знает; да ведь я вас знаю, я видела вас на сцене: вы — художник.
Не дай ей Бог познать третью любовь. Бывает, что
женщина на переходе от зрелого возраста к старости полюбит молодого. Тогда закипает в ней страсть
безумная, нет на свете ничего мучительней, ничего неистовей страсти той… Не сердечная тоска идет с ней об руку, а лютая ненависть, черная злоба ко всему на свете, особливо к красивым и молодым
женщинам… Говорят: первая любовь óт Бога, другая от людей, а третья от ангела, что с рожками да с хвостиками пишут.
Зачинал это в Орле пропащий парень с того, что появлялся в безобразном и, всего вероятнее, в
безумном состоянии, в торговый день (в пятницу), на Ильинской площади и, остановясь у весов, кричал громким голосом: «Жару!» Его «схватывали хваты» и сейчас же «мчали» его в близстоявший «Подшиваловский трактир» и сразу же «поддавали ему жару», то есть поили его водкою и приглашали для «куражения» его подходящего свойства
женщин, или «короводниц», имевших вблизи свое становище у мостика на Перестанке.
— Видится, что так, Марко Данилыч, — ответила Дарья Сергевна. — По всем приметам выходит так. И нынешние, как в старину, на тот же ключ по ночам сходятся, и, как тогда, мужчины и
женщины в одних белых длинных рубахах. И тоже пляшут, и тоже кружáтся, мирские песни поют, кличут, визжат, ровно
безумные аль бесноватые, во всю мочь охают, стонут, а к себе близко никого не подпускают.
— Благодать! Благодать! — одни с рыданьем и стонами, другие с
безумным хохотом голосят во всю мочь вертящиеся
женщины.
Через низкие ограды садов, пригнувшись, скакали всадники в папахах, трещали выстрелы, от хуторов бежали
женщины и дети. Дорогу пересек черный, крючконосый человек с
безумным лицом, за ним промчались два чеченца с волчьими глазами. Один нагнал его и ударил шашкой по чернокудрявой голове, человек покатился в овраг. Из окон убогих греческих хат летел скарб, на дворах шныряли гибкие фигуры горцев. Они увязывали узлы, навьючивали на лошадей. От двух хат на горе черными клубами валил дым.
— Тише! Тише! Умоляю вас. Это — графиня Кора. Она живет здесь давно-давно, и никто не слышал от нее ни слова. С тех пор, как умер граф и она здесь поселилась, графиня ни с кем не разговаривает и молча бродит по этим залам. Многие считают ее
безумною, но она в полном рассудке и пишет чудесные французские стихи, — быстро поясняет Ольга и опускается перед проходящей мимо нас
женщиной в низком почтительном реверансе, произнося почтительно...
И теперь, когда
безумная страсть к жене прошла, он не только не в силах порой устоять перед вспышками остатков этой страсти, которые, подобно вспышке пламени потухающего костра, охватывают минутами весь его организм, оставляя после себя смрадный запах гари: он еще и теперь в эти мгновения с болезненным наслаждением бросается в объятия в общем ненавистной для него
женщины.
Растерявшимся царедворцам пришла даже
безумная мысль рассеять императора Генриеттой Шевалье, которая была остроумнейшей
женщиной в Петербурге, но при первых же шагах они поняли вею нелепость подобного плана. Среди
женщин Петербурга не было другой Нелидовой.
— Видите, какая я странная,
безумная, непохожая на других
женщин. Оцените мою безграничную доверенность и останемся…
Весь ужас своего положения, всю безысходность, весь мрак своего будущего увидел Глеб Алексеевич еще до окончания первого года супружеской жизни. Красивое тело этой
женщины уже не представляло для него новизны, питающей страсть, духовной же стороны в ней не было — ее заменяли зверские инстинкты. Даже проявление страсти, первое время приводившие его в восторг, стали страшны своею дикостью. Молодая
женщина, в припадке этой
безумной страсти, кусала и била его.
Граф Жорж мучился холодностью бывшей уличной авантюристки, положительно потерял голову и готов был на всякую
безумную выходку, чтобы добиться взаимности очаровавшей его
женщины, разжигавшей в нем страсть и ревность своей почти явной благосклонностью к другим.
После окружавшей его роскоши, после
безумных и бессчетных трат, после отсутствия самого понятия о возможности отказа себе в чем либо, он очутился почти нищим, с любимой им
женщиной на руках, сыном этой
женщины и тремя его и ее детьми.
— Как знать… Еще один вопрос… Он может быть вам покажется очень смел, рискован… но… что бы вы сделали, если бы
женщина, молодая, красивая объяснилась бы вам сама в любви и от охватившей ее восторженной страсти, как
безумная, бросилась бы в ваши объятия?..
Печальна была судьба этой
женщины. Она вышла замуж по любви за казавшегося богатым помещика, Федора Сергеевича Гречихина, но в первый же день, или лучше сказать, еще стоя под венцом, им овладела
безумная ревность, которая привела к трагическому концу.
Ну, зачем ей было любить, этой томной бабе, воспитанной на постном масле? Зачем ей было любить с затеями, с желанием вырваться из мертвящего болота, стать другой
женщиной? Ведь это тоже
безумная жажда самовоспитания, возрождения, восстановления, то же развивание!
Почти мальчиком он встретился с «этой
женщиной» и с
безумной страстью, какая только могла быть при его пылком темпераменте, увлекся ею.
Супруги жили вместе до начала 1784 года, когда из перехваченного письма жены Александр Васильевич убедился, что ее чувство к Кржижановскому не было «
безумной шалостью скучающей
женщины», как объяснила она мужу, прося у него прощения. Они расстались окончательно.
Николай Герасимович не только не считал нужным стеснять молодую
женщину в ее
безумных тратах, но даже, если сказать правду, поощрял ее к этим тратам, пока ему везло, пока у него были деньги и кредит.
«Это он сделал для меня…» — мелькало в уме княжны как самое лучшее оправдание в глазах
женщины самого
безумного поступка мужчины.
Раза по два в месяц являлся он в Москву, подносил подарки, устраивал пикники, тратя на все это
безумные куши, Бог весть где и на каких условиях, добываемых им денег, и сам своими собственными руками рыл ту пропасть, в которую мстительная
женщина готовилась хладнокровно столкнуть его.
Не ему, загрязненному
безумной страстью, очиститься и одухотвориться; болото греха, как он называл плотскую любовь к
женщине, в которую попал он, затягивало его все более и более, и он чувствовал, что не имеет силы выкарабкаться из него.
Он, кроме того, любит ее, эту неожиданную мстительницу, одним словом повергнувшую его к своим ногам; любить так, как только может он, Гиршфельд, любить
женщину, соблазнительную по внешности и вдруг ставшую для него недосягаемой. Эта недосягаемость сразу превратила в нем желание обладать ею в дикую,
безумную, нечеловеческую страсть. Он ясно сознавал невозможность заглушить в себе это роковое чувство.
Но музыка играла. Но
женщина сидела, заломив руки, смеялась, бессильная говорить, изнемогающая под бременем
безумного, невиданного счастья. Но это не был сон.
И от этого лучшие силы людей тратятся не только на непроизводительную, но на вредную работу. От этого происходит большая часть
безумной роскоши нашей жизни, от этого — праздность мужчин и бесстыдство
женщин, не пренебрегающих выставлением по модам, заимствуемым от заведомо развратных
женщин, вызывающих чувственность частей тела.